"Убили, значит, Фердинанда-то нашего". С этих слов, сказанных подданному Австро-Венгерской империи Йозефу Швейку его служанкой, начинается один из самых известных романов о Первой мировой войне.
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
"Убили, значит, Фердинанда-то нашего". С этих слов, сказанных подданному Австро-Венгерской империи Йозефу Швейку его служанкой, начинается один из самых известных романов о Первой мировой войне.
С этого убийства в Сараево, совершенного 110 лет назад, 28 июня 1914 года, сербом Гаврилой Принципом, начинается и сама история Первой мировой. Гибель австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда стала спусковым крючком, взорвавшим Европу, отправив ее в эпоху больших потрясений и крушений империй, последствия чего влияют на весь мир до сих пор.
Как это произошло, почему по итогу проиграли все стороны, которые эту войну начали, и какие уроки из событий 1914 года можно вынести сегодня - рассказывает "Страна".
"Похождения бравого солдата Швейка" – произведение литературное. Но некоторые исторические факты творение Ярослава Гашека отражает даже точнее, чем большинство учебников истории. В частности, по его прочтении остается ощущение, что в первые недели после сараевского убийства единственный, кто говорит о грядущей войне, – это признанный идиотом Швейк. За что попадает сначала в тюрьму, потом в сумасшедший дом.
И ведь историческая правда состоит как раз в том, что сам факт гибели Франца Фердинанда современники действительно не восприняли как повод или – тем более – причину для войны. Событием этот теракт, безусловно, стал – но не таким уж и значительным по сравнению с теми, которые происходили в мире за последние десять лет.
Если мы возьмем, к примеру, подшивку "Киевлянина" за лето 1914-го, то обнаружим, что 29 июня (16-го по старому стилю) эта газета дает заметку об убийстве эрцгерцога на второй странице (первая отдавалась под рекламу), в которой нет не только каких-либо предостережений насчет войны, но сам факт покушения вызывает недоумение: "Эта катастрофа тем более неожиданна, что не замечалось никаких признаков из числа тех, которые обыкновенно предшествуют ужасным событиям подобного рода. В Австрии за последнее время не произошло сколько-нибудь значительных политических движений или революционных вспышек".
"Киевлянин" за 29 (16) июня 1914
"Киевлянин" издавался русским националистом Василием Шульгиным, однако даже в его газете тон статей о сараевских событиях таков, что в них просто невозможно заподозрить в Австро-Венгрии страну, которая уже через месяц станет противником в войне, а само убийство, как видим, называется "катастрофой" и "ужасным событием". В последующих номерах печатаются статьи о Франце Фердинанде как политическом деятеле и человеке и о жизни погибшей вместе с ним жены, приводятся без каких-либо комментариев цитаты из австрийских газет – и нигде нет даже намека на будущие события.
Постепенно тема сползает со второй на третью страницу и сводится к нейтральным информационным сообщениям, а 15 (2) июля – за две недели до войны! – вовсе исчезает с полос "Киевлянина", поскольку весь номер посвящен десятилетию смерти Антона Чехова.
Войны довольно часто бывают неожиданными, но даже в Украине, осенью 2021-го и зимой 2022-го, было больше сигналов о том, что непоправимое может случиться, чем в первые недели после убийства австрийского эрцгерцога. И это даже парадоксально, поскольку призрак европейской войны (понятие "мировая" тогда еще не придумали) витал в воздухе уже несколько лет.
К 1914 году Европа разделилась на два блока государств, интересы которых в каждом из объединений сошлись по ряду позиций. Одним из них стала Антанта ("Согласие"), костяк которой составили Франция, Британская и Российская империи. Вторым – Тройственный союз, объединивший Германскую и Австро-Венгерскую империи с Италией.
Так гласит история. Однако это не значит, что все эти формы изначально были отлиты в бронзу и оставались неизменными. Урок исторического парадокса преподносит всё тот же Швейк, который по горячим следам обвиняет в убийстве Франца Фердинанда турок:
"Швейк изложил свой взгляд на внешнюю политику Австрии на Балканах: турки проиграли в тысяча девятьсот двенадцатом году войну с Сербией, Болгарией и Грецией; они хотели, чтобы Австрия им помогала, а когда этот номер у них не прошёл – застрелили Фердинанда…
Вы думаете, что государь император всё это так оставит? Плохо вы его знаете. Война с турками непременно должна быть. "Убили моего дядю, так вот вам по морде!" (На самом деле племянника. – Ред.). Война будет, это как пить дать. Сербия и Россия в этой войне нам помогут. Будет драка!..
– Может статься, – продолжал он рисовать будущее Австрии, – что на нас в случае войны с Турцией нападут немцы. Ведь немцы с турками заодно. Это такие мерзавцы, других таких в мире не сыщешь. Но мы можем заключить союз с Францией, которая с семьдесят первого года точит зубы на Германию, и всё пойдёт как по маслу".
В рассуждениях "маленького чеха" смешно то, что они даже более логичны, чем реальный ход истории. Но в ней, в истории, всегда существует несколько альтернатив, и интересы в геополитической клоаке могут пересечься вовсе не так, как диктует логика.
Однако, при всей ошибочности прогноза, Швейк прав в главном: ключом к войне, превратившейся в Мировую, стали Балканы.
Швейк "преподает" геополитику в пивной
XIX век – век расширения всех империй, кроме одной, – Турции. Или Османской империи (как называют тот период историки), или Оттоманской Порты (неофициальное название), или – официально – Верховного Османского Государства. Власть Стамбула съеживалась под давлением конкурентов, а конкурентами считались практически все.
Правда, во время Крымской войны 1853-56 годов почти вся Европа встала на сторону османов в их борьбе с Россией, а султан официально вошел в семью континентальных монархов. Вот только ценой за это признание стало официальное отторжение по австрийской инициативе Молдавии и Валахии, вскоре образовавших Румынию.
Спустя два десятилетия Юго-Восточная Европа вновь оказалась в центре внимания: Россия почувствовала в себе силы переиграть условия Парижского мирного договора 1856 года (завершившего Крымскую войну) и нашла себе союзника в этом вопросе – Австро-Венгрию, чей император Франц-Иосиф I также строил планы расширения в сторону Балкан.
Вена и Санкт-Петербург заключили тайную Будапештскую конвенцию, согласно которой австрийцам даже не нужно было воевать: за один благожелательный нейтралитет они получали право на оккупацию принадлежащей османам Боснии и Герцеговины. Впрочем, нейтралитет Вены свою роль сыграл: ни одна западная держава не вмешивалась в русско-турецкую войну 1877-1878 годов вплоть до того момента, как "Блистательная Порта" начала разваливаться и возникла перспектива захвата Россией Стамбула. Вот тогда Лондон, не желавший выхода Санкт-Петербурга в Средиземное море, послал к османской столице свой флоты и не дал русским захватить ее.
За войной последовал Сан-Стефанский мирный договор 1878 года, по которому союзные России Сербия и Черногория получали приращения за счет Османской империи, а самое главное – на пространстве от Черного до Эгейского моря создавалась Болгария, политически подконтрольная Санкт-Петербургу. Также оговаривалась автономия Боснии и Герцеговины, причем об участии Вены в судьбе этой территории договор умалчивал.
Поскольку Россия не мытьем так катаньем все равно получала выход в Средиземное море, Запад вмешался вновь, заставив российского императора Александра II пересмотреть условия Сан-Стефано.
14 июля 1878 года, спустя четыре месяца после первого мирного договора, по инициативе Вены открылся Берлинский конгресс, на котором утвердили новые условия: Австро-Венгрия оккупирует Боснию и Герцеговину, территории Сербии и Черногории вновь урезаются, у Болгарии отбирают Македонию вместе с выходом в Эгейское море; наконец, сама Болгария через девять месяцев выходит из-под российского контроля (в итоге в ней установилась династия австрийских Габсбургов).
Именно там, в Берлине, где искусственно спасли османское присутствие в Европе и обделили все славянские государства Балкан, и была заложена бомба под этот регион. Она десятилетиями ждала искры, чтобы взорваться. В 1908-м эту искру высекла Вена, официально аннексировав Боснию и Герцеговину. Казалось бы, какая разница между фактической оккупацией и официальной аннексией? Но она оказалась огромной.
Берлинский конгресс 1878. Художник А. фон Вернер
Тот факт, что в течение 30 лет после Берлинского конгресса Балканы жили в состоянии предгрозовой спячки, во многом стал следствием Союза трех императоров – Австро-Венгрии, Германии и России – подписанного в 1881-м и действовавшего до падения немецкого канцлера Бисмарка в 1890-м. В это десятилетие и в первое время после него три столицы старались улаживать все внешнеполитические проблемы между собой.
Но пока императоры улаживали свои трения, Лондон и Париж проводили мировую экспансию. 1880-90-е годы – два десятилетия, в течение которых весь мир был поделен на колониальные империи. Первую скрипку здесь играла Британия, вторую – Франция, успешно подыгрывали Нидерланды и Бельгия, а Союз трех императоров все 1880-е годы оставался не у дел. Но если Санкт-Петербург и Вена и не стремились к захвату колоний, имея возможности расширения возле собственных границ, то Берлин всю эту колониальную лихорадку просто "проспал", поскольку Бисмарк имел другие приоритеты. Лишь после его отставки Германия отказалась продлить союз с Россией и ринулась за западными соседями делить остатки мирового пирога. Чем и заложила острый конфликт с Британией, который и стал одной из основных причин Первой мировой войны. После своего объединения в 70-х годах 19 века Германия начала очень быстро развиваться и уже к началу 20 века стала безусловным промышленным чемпионом Европы, отодвинув с этого пьедестала Британию. И был лишь вопрос времени, когда этот чемпион создаст мощный флот, который бросит вызов британскому господству на море, что угрожало свержением Британской империи с позиции "мирового гегемона". Поэтому Лондон был заинтересован в ослаблении Германии, а потому и искал союза с ее потенциальными конкурентами на континенте – в первую очередь с Францией и Россией.
Правда, и в Берлине имелись опасения, что время работает не на немцев. Связано это было с быстрым развитием России, темпы которого в начале 20 века опередили германские. Российская империя была союзницей Франции. А французы уже давно мечтали о реванше за поражение от немцев в войне 1871 года, когда они потеряли Эльзас и Лотарингию. Поэтому в Берлине получила популярность теория, что нужно нанести удар "на опережение", пока враждебная коалиция в составе Британии, Франции и России не станет слишком сильна. Именно это и сыграло роковую роль в начале Первой мировой войны.
Коалиции, послужившие прообразом двух союзов в войне, начали формироваться еще в конце XIX века.
Формально Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии существовал еще с 1882 года, но стал иметь серьезное значение лишь десятилетие спустя, когда усиление Берлина привело к тому, что Вена и Рим фактически стали "младшими партнерами"; в ответ на это Франция и Россия, опасавшиеся усиления своих континентальных соперников, в 1891-94 годах подписали собственные соглашения.
Однако до будущих Четверного союза и Антанты было еще далеко. Достаточно сказать, что соглашение Парижа и Санкт-Петербурга имело своей целью противостояние не только Берлину, но и Лондону. Лишь в 1904-м, когда Британия и Франция разделили весь мир и посчитали главной опасностью угрозу их владычеству со стороны Германии, появилась Антанта (l’Entente cordiale) – поначалу союз двух мировых империй, к которому в 1907-м присоединилась Россия.
Раскол Европы на две коалиции делал грядущую континентальную войну неминуемой, и весь мир уже в "нулевые" годы ХХ века стал следить за всеми конфликтами, которые могли привести к ней. О глобальном мировом конфликте заговорили уже в 1905 году, когда из-за борьбы за контроль над Марокко столкнулись Париж и Берлин, что привело к "танжерскому" (или "первому марокканскому") кризису, закончившемуся вничью. Будет еще и "второй марокканский кризис" – в 1911 между теми же французами и немцами, – от которого также все ждали перетекания в европейскую войну, но Берлин в этот раз отступил, поскольку на стороне Парижа активно выступил Лондон.
В общем, в предшествующее Первой мировой десятилетие хватало куда более серьезных инцидентов, чем сараевский, которые могли к ней привести. Но в итоге их погасили, а зажженным фитилем стали Балканы.
Антанта. Российский плакат 1914 года
Берлинский трактат 1878 года оставил недовольными всех реальных участников той войны – Россию, Османскую империю, Сербию и Черногорию, – а также новообразованную Болгарию. Причем для Стамбула ситуация усугублялась тем, что Лондон, который помог туркам в противостоянии с Санкт-Петербургом, тут же сам взялся за разрушение Оттоманской Порты.
Британия, кстати, помогала не безвозмездно – за содействие османам она в 1878 году получила Кипр. Но на этом не остановилась, и спустя четыре года аннексировала Египет. А годом ранее к разделу султанского наследия присоединилась Франция, взяв себе Тунис.
Потери на Балканах и в Африке привели к тому, что в Османской империи появилось движение младотурков, которые требовали модернизации государства. В 1908-м они свергли султана Абдул-Хамида II и фактически взяли империю под контроль; однако все "модернистские" идеи движения после захвата власти свелись к реваншизму, причем на первое место вышел вопрос о Боснии и Герцеговине.
Вот в ответ на эти поползновения Вена и объявила об аннексии оккупированной ею территории. Так что, как видим, турецкая угроза, о которой говорил Швейк, вовсе не являлась выдумкой.
Но дальше все пошло по иному сценарию. Аннексия Боснии и Герцеговины спровоцировала куда более серьезный кризис, чем "сараевский" в его первоначальном варианте. 5 октября 1908 года Австрия сделала свое заявление, а уже на следующий день получила ноты протеста от Лондона, Парижа и Санкт-Петербурга; тогда же, 6 октября, Белград и Черногория объявили мобилизацию. В свою очередь Берлин 8 октября сообщил Вене, что поддержит ее в случае разрастания конфликта.
В течение нескольких месяцев ситуация находилась на грани перерастания в европейскую войну, но Австро-Венгрия всё это время вела бурную дипломатическую работу, идя на уступки одним и угрожая другим. Огромную роль в этот момент сыграли опасения Санкт-Петербурга, только что пережившего поражение в русско-японской войне и последовавшую за ним революцию, перед новой войной. В итоге 2 марта 1909 года представители России, Великобритании, Франции, Италии и Германии согласованно оказали давление на Сербию с тем, чтобы она признала аннексию как свершившийся факт.
Война отступила, но юридически Сербия (а с ней и Черногория) аннексию так и не признала. Именно тогда Белград начал активно поддерживать сербское национальное движение в Боснии и Герцеговине, радикализировались настроения и в самой Сербии. В 1911 году в военных и политических кругах страны была создана тайная организация "Черная рука", которая взяла на себя функцию координации всевозможных силовых акций, направленных на объединение всех югославских земель.
В "Черную руку" входили чины среднего уровня из армии, полиции и МИД, а возглавлял ее полковник Драгутин Димитриевич по прозвищу Апис (Бык), который еще в 1903 стоял во главе заговора против короля Сербии, итогом которого стала смена правящей династии в стране – Карагеоргиевичи пришли вместо Обреновичей. В 1913 году Апис возглавил сербскую военную разведку.
Франц Иосиф и Фердинанд отбирают турецкие земли у беспомощного султана. Обложка Le Petit Journal 18 октября 1908
Аннексия Боснии и Герцеговины не только разбередила старые белградские раны, но и разворошила весь улей, созданный Берлинским трактатом. Итогом этого стали две балканские войны.
В первой из них (8 октября 1912 – 30 мая 1913) Болгария, Греция, Сербия и Черногория выступили против Османской империи и одержали полную победу, в результате которой Стамбул потерял почти все свои европейские земли (Албанию, Македонию, Северную Грецию и Южную Болгарию), сохранив лишь небольшой клочок земли возле столицы.
Вторая (29 июня – 10 августа 1913) произошла из-за недовольства Болгарии и Сербии итогами раздела османских владений. В ней Сербия, Черногория, Греция, Румыния и Османская империя сражались против Болгарии и значительно ужали ее территорию (в том числе турки вернули себе часть европейских земель).
В этих войнах едва ли не самым удивительным оказалось неучастие Австро-Венгрии, о котором упоминает Швейк. Однако свое объяснение оно имело.
Во-первых, Вена еще не произвела политических реформ в связи с аннексией Боснии и Герцеговины (о них позже) и не была морально готова к присоединению новых территорий.
Во-вторых, австрийцев в первой войне сдерживал тот факт, что за антиосманской коалицией стояла Россия, и тот же факт сдерживал коалицию от втягивания в войну против Австро-Венгрии. Ни Вена, ни Санкт-Петербург не считали себя готовыми к конфликту друг с другом, который перерос бы в европейский.
Однако итоги "первой балканской" всё же вынудили австрийцев (и немцев) отложить нейтралитет в сторону, поскольку им стало ясно: в будущей европейской войне Россия будет иметь мощного союзника на Балканах в виде победившей коалиции, а они получат мощного противника. Из такого вывода следовал следующий: коалицию надо развалить.
Этим и занимались немецкие и австрийские дипломаты весь июнь, объясняя и в Софии, и в Белграде, что тем нужен выход к Эгейскому морю, ради чего нужно взять доставшуюся Греции Македонию.
Конфигурацию новой – ситуативной – коалиции определила Греция, которая боялась болгар больше, чем сербов, и потому пошла на союз с последними. Черногория, естественно, поддержала Белград, а Бухарест и Константинополь присоединились позже. Такой союз был обречен победить – и распасться. Чего, собственно, и добивались Вена с Берлином.
Франц-Иосиф I, император австрийский и главный недоброжелатель Франца Фердинанда
Две балканские войны показали, что регион остается самым взрывоопасным местом в Европе. И на первое место там вышли противоречия между Сербией и Веной. Белград хотел объединить южных славян в единую страну под своим началом. Но на пути к этой цели стояла в первую очередь Австро-Венгрия, владевшая территориями нынешних Боснии и Герцеговины, Хорватии и Словении.
Более того, у австрийцев имелись собственные планы по достижению тех же целей – созданию панславянского проекта, господствующего на Балканах. И главным модератором этого проекта был кронпринц Франц Фердинанд.
Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф фон Австрийский-Эсте не рождался для австрийской короны. В 1863-м, когда он появился на свет, в Вене уже 15 лет правил Франц-Иосиф I, а титул кронпринца носил его пятилетний сын Руди. Но Рудольф в 1889-м застрелился из-за личной драмы, а наследником престола стал второй брат Франца-Иосифа Карл Людвиг (первый брат – Максимилиан – погиб после нескольких лет императорского правления в Мексике), отец Франца Фердинанда.
Карл Людвиг умер в 1896-м, но еще до этого переложил значительную часть обязанностей на своего сына, так что к моменту официального принятия титула наследника престола Франц Фердинанд уже имел "опыт работы в должности". А еще – получил массу недоброжелателей, которых продолжал плодить всю оставшуюся жизнь.
Первым и главным недоброжелателем был Франц-Иосиф. Император (а с ним и весь двор) ненавидел кронпринца за то, что тот совершил такой же грех, как и его покойный сын, – связался с "простолюдинкой". Только Рудольф сначала по приказу отца женился как положено – на дочери бельгийского короля Стефании, а потом уже влюбился в баронессу Марию фон Вечеры (и застрелил ее и себя), а Франц Фердинанд сразу заключил брак со Софией Хотек. Вообще-то София была чешской графиней, и вышла замуж за кронпринца с согласия Франца-Иосифа (в обмен на отказ на право престола для детей), но брак считался неравным, а потому двери в императорский двор для нее были закрыты.
Однако, будучи отверженной в Вене, София играла немалую роль в империи, поскольку по мере старения правившего уже почти 70 лет Франца-Иосифа в руках ее мужа оказывалось все больше власти. Немалую роль играло и чешское происхождение жены кронпринца, вследствие которого Франц Фердинанд имел репутацию славянофила. Именно он стал автором проекта превращения дуалистической империи (в которой ключевую роль играли австрийцы и венгры) в триединую, где самостоятельную роль стали бы играть славяне, составлявшие более 60% населения страны.
Из-за этого проекта кронпринца стали недолюбливать, помимо австрийской элиты, еще и венгры, поскольку в случае его принятия из-под власти Будапешта уходили бы входящие в его сферу (Транслейтанию) словаки и хорваты.
Естественно, крайне не нравилась эта идея и Белграду, который, как писалось выше, хотел объединить восточных славян под своим руководством и без австрийской короны.
Франц Фердинанд с женой Софией. 1914
Так что Франц Фердинанд стал отнюдь не случайной жертвой. "Черная рука", курировавшая целый ряд сербских организаций на австрийских территориях, видела в нем врага.
И потому было крайне странным, что Франц Фердинанд решил приехать в Сараево 28 июня, так как именно в этот день опасность для него зашкаливала. 28 июня – день главного национального сербского праздника (Видовдан, день святого Вита), да еще и совпадающий с 525-й годовщиной легендарной для сербов битвы на Косовом поле.
Естественно, "Черная рука" не могла пройти мимо такого события. Правда, "Млада Босна" ("Молодая Босния"), взявшаяся организовать покушение на австрийского кронпринца, считалась независимой организацией, однако оружие и гранаты, с которыми шесть ее членов прибыли в Сараево, поступили из белградских запасов.
Впрочем, неизвестно, удалось бы что-то "младобоснийцам", не произойди еще ряд нелепостей, которым трудно найти другое объяснение, кроме нежелания местной (да и центральной) австрийской администрации обеспечить реальную безопасность наследника престола.
Утром 28 июня Франц Фердинанд с женой прибыли на вокзал Сараево, где их встретил губернатор Оскар Потиорек. Эрцгерцога ждал кортеж из шести автомобилей, причем его личную охрану и полицию разместили в первой и последней машинах, а Франца Фердинанда с женой – в третьем, с открытым верхом.
Кортеж отбыл на осмотр казарм, после чего отправился в ратушу через набережную Аппель, где с гранатой ждал первый террорист – 27-летний боснийский мусульманин Мухамед Мехмедбашич. Однако тот не смог совершить задуманное.
Дальше по маршруту находился второй террорист – 20-летний боснийский серб Неделько Чабринович. Ему удалось бросить гранату, но та отскочила от автомобиля кронпринца, упала на мостовую и взорвалась. Ранения получили 20 человек, но не Франц Фердинанд.
После этого кортеж наследника прибыл в ратушу, где стали обсуждать, что делать дальше. Многие предлагали кронпринцу уехать, но губернатор возразил: "Вы думаете, что Сараево кишит убийцами?". Эта фраза оказалась решающей: Франц Фердинанд остался и отправился вместе с женой и Потиореком в госпиталь.
В этот момент "младобоснийцы" уже считали операцию проваленной и ничего не собирались делать. Один из них – 20-летний боснийский серб Гаврила Принцип – выпил кофе в магазине "Деликатесы Морица Шиллера" и, выйдя из него, увидел, что автомобиль с наследником разворачивается прямо перед ним. Принцип попытался достать гранату из кармана, но это у него не получилось; тогда он достал пистолет и совершил два выстрела: одним попал кронпринцу в шею, другим – в живот его жены. Супружеская пара умерла в по пути в резиденцию губернатора, где им хотели оказать помощь. Сначала София, потом Франц Фердинанд.
Гаврила Принцип...
...и его покушение
Сараевское убийство потрясло Европу, однако, как уже сказано, никто даже не представлял, к каким последствиям оно приведет. Австрийская полиция проводила расследование, связав убийство с властями Сербии, хотя непосредственно они в подготовке теракта не участвовали.
Как писалось выше, участвовала организация "Черная рука" (хотя по поводу степени ее участия также есть разные версии, часть исследователей утверждают, что она покушение на Фердинанда не планировала), но отношения ее с сербскими властями были натянутыми. Более того, премьер Сербии Никола Пашич попытался задержать будущих исполнителей убийства эрцгерцога, но они смогли выехать в Боснию при содействии "Аписа".
Позже, в 1917 году, Драгутин Димитриевич был расстрелян по приказу сербского короля, который опасался, что сам станет жертвой "Черной руки", которая все больше выходила из под контроля.
Но вернемся в июнь 1914 года. Тогда в убийстве эрцгерцога мало кто видел повод для большой войны.
Лишь 23 июля Австро-Венгрия выдвинула Сербии ультиматум, угрожая войной в случае его непринятия, однако даже тогда реальность этой войны выглядела очень призрачной, поскольку Белград, не сумевший заручиться твердой поддержкой России и соседей, был согласен практически на все условия австрийцев.
Известно, что сербы не согласились лишь на один, шестой пункт этого ультиматума (проведение расследования австрийской полицией на сербской территории), что и привело к началу войны. Но мало кто говорит о том, на что они согласились. Вот эти пункты:
Минимум шесть из девяти этих пунктов являлись прямым вмешательством во внутренние дела Сербии, однако Белград на них все же пошел, и практически вся Европа считала, что австрийские власти посчитают такой ответ достаточным.
Посол Австро-Венгрии во Франции граф Николаус Сечен фон Темерин сообщал в Вену: "Радикальная уступчивость Сербии, которая считается здесь недопустимой, произвела сильное впечатление. Наша позиция вызывает мнение, что мы хотим войны любой ценой".
И такое впечатление создавалось вовсе не на равном месте. В Вене и Берлине еще до ультиматума прошли консультации насчет того, поддержит ли Германия Австро-Венгрию, если та начнет войну. Ответ был дан положительный.
25 июля, в день получения ответа от Сербии, Австро-Венгрия объявила частичную мобилизацию, что, по сути, стало первым реальным шагом к войне. На что рассчитывала Вена, идя на этот шаг? Она надеялась, что Россия, понимая, что за австрийцами стоит Берлин, вмешиваться не станет, а с сербами ее армия справится без проблем.
Но этот расчет не оправдался. В тот же день, 25 июля, Санкт-Петербург принял тайное решение о необходимости "в случае надобности" начать подготовку к частичной мобилизации. И хотя министр иностранных дел Сергей Сазонов сказал, что всё идет к европейской войне, на самом деле расчет строился на то, что твердая позиция России вынудит Франца-Иосифа остановиться.
Однако российский расчет также не оправдался. 28 июля Вена объявила Белграду войну, и на следующий день Санкт-Петербург объявил о частичной мобилизации. Так и началась Первая мировая. Как ни парадоксально, Лондон и Париж, оказавшиеся в итоге победителями, как видим, не входили в число ее инициаторов – они оказались втянутыми в водоворот, который уже распространился на пол-Европы. Однако ключевую роль в том, что война приобрела такой масштаб сыграл Берлин.
В следующие три дня после 28 июля шла переписка между немецким кайзером Вильгельмом II и российским императором Николаем II. Она выглядела вполне миролюбивой и сводилась к одному и тому же тезису, но в разном порядке: Вильгельм писал – мол, вы не вмешивайтесь, а мы надавим на Вену и остановим ее, Николай отвечал – вы надавите на Вену, и мы не будем вмешиваться.
Но пока шла переписка, Россия объявила полную мобилизацию (на которую аналогично ответила Австро-Венгрия), а Германия готовилась к несимметричному ответу. 1 августа Берлин объявил войну России и вторгся в… Люксембург с прицелом на вторжение во Францию.
Таким образом, именно Вильгельм превратил этот конфликт из локального в общеевропейский. Санкт-Петербургу даже не пришлось уговаривать Париж прийти на помощь, так как немцы открыли французский фронт фактически раньше российского.
3 августа Германия официально объявила войну Франции и вторглась в Бельгию. В ночь с 4 на 5 августа Британская империя объявила войну Германии. Вильгельм получил то, от чего предостерегал Бисмарк, – войну на два фронта.
Почему Берлин на это пошел? Власти Германии исходили из того, что воевать с Антантой все равно придется, и лучше это сделать раньше, поскольку позднее англо-франко-русский союз станет еще сильнее. При этом непосредственный расчет 1914 года состоял в том, что Францию нужно уничтожить раньше, чем Британия сможет переправить свои войска, и чем Россия успеет провести мобилизацию, для которой, из-за обширной территории, ей требовалось много времени. После разгрома Франции все силы Германия собиралась бросить против России и разгромить и ее. Именно в этом и состоял знаменитый "план Шлиффена".
Но этот расчет и стал той фатальной ошибкой Германии, которая привела к безусловной поддержке жесткой политики Австро-Венгрии в отношении Сербии и – в конечном итоге – к началу европейской войны.
"План Шлиффена" провалился уже в августе 1914 года, когда российская армия ударила по Восточной Пруссии и немцы были вынуждены перебросить войска из Франции, чтоб остановить наступление русских. С этой задачей Германия справилась, разгромив армию Самсонова. Но главный итог был для немцев катастрофическим - сил взять Париж немцам не хватило и Германия получила войну на два фронта, которую, рано или поздно, она была обречена проиграть из-за превосходства потенциала противника. Единственный шанс на победу у нее появился в 1918 году, когда, после Октябрьской революции, большевики заключили с Германией Брестский мир и восточной фронт прекратил существование. Это позволило Берлину перекинуть войска на западный фронт и чуть было не взять Париж. Однако, к тому времени, в войну уже вступили Штаты и в 1918 году их войска начали пребывать в Европу, что поменяло баланс сил против немцев и стало ясно, что войну Германия проигрывает. Возможно, впрочем, она бы еще продлилась долго, но в немецкой армии начались протесты солдат, в чем немецкие элиты ясно увидели угрозу большевизации и революции, как в России, а потому, чтоб не допустить этого, решили признать поражение и выйти из войны.
Чей изначальный расчет по итогам Первой мировой оправдался, так это Сербии, хотя и очень дорогой ценой: пережив тяжелые годы оккупации, она все же осуществила свой план создания южнославянского государства.
Формальными победителями стали и Британия с Францией, которые разделили немецкую колониальную империю, а также часть турецких территорий, и навязали Германии тяжелые условия мира. Однако победа далась им крайне тяжело, за счет очень больших жертв, положив начало упадку их могущества.
Безусловным победителем стали США, которые вступили в войну на последнем этапе на стороне победителей, стали сильным мировым игроком с крупнейшей экономикой на фоне обескровленных европейских конкурентов – Германии, Британии и Франции.
В числе безусловных победителей могла оказаться и Российская империя.
Сейчас в России получили распространение различные конспирологические теории о том, что "царя втянули в войну англосаксы и масоны".
Но, во-первых, как видно из описанной нам хронологии событий, никакие "англосаксы" в войну царя не втягивали. Британия вступила в войну гораздо позже. Вслед за своими союзниками – Россией и Францией, которые уже вели войну с Германией. Причем изначально конфликт начался между Сербией и Россией с одной стороны и Австро-Венгрией с другой.
Во-вторых, война стратегически была для России победной. Потому что вела она ее не одна, а с сильными западными союзниками, навязав Германии войну на два фронта. И это был правильный расчет, так как такую войну Берлин был обречен проиграть.
Что значит воевать с немцами на один фронт весь мир увидел в 1939-1941 годах, когда они захватили всю континентальную Европу и почти дошли до Москвы.
Поэтому вступление в войну в 1914 году в тогдашней конфигурации (с наличием западного фронта) для России было фактически беспроигрышным вариантом с геополитической и военно-стратегической точки зрения (но не с внутриполитической – о чем ниже), хотя и шла война для русских тяжело. По итогам победы Российская империя становилась бы ведущей военной силой в Европе и получила бы приз, к которому давно стремилась, но не могла его добиться из-за противодействия Британии и Франции – контроль над черноморскими проливами. Став союзниками России в тяжелейшей войне британцы и французы согласились тайным договором передать империи Босфор и Дарданеллы.
И катастрофой для России война стала исключительно по внутриполитическим причинам. Вскоре после революций 1917 года монархисты выдали на гора множество "теорий заговора". О том как "масоны при помощи британского посольства устроили февральскую революцию и свергли царя-батюшку". Живы эти теории в России до сих пор. Хотя первопричины февральской революции и последующих кровавых потрясений, которые превратили Россию из потенциальных главных победителей Первой мировой войны в ее главную жертву, очевидны.
В Российской империи было много противоречий и проблем. И классово-социальные (в том числе и земельный вопрос), и межнациональные, и многие другие. Проблемы эти решались очень медленно и непоследовательно, что закладывало мину замедленного действия под стабильность империи. Первый взрыв произошел в 1905 году как раз после проигранной Россией русско-японской войны. Революция была подавлена, но показала всю сложность ситуации. Поэтому в большую войну вступать было для царя, безусловно, рискованно.
Однако, описанные выше геополитические и военно-стратегические расчеты перевесили страх перед новой революцией.
И эти расчеты вполне могли сработать. К началу 1917 года Российская империя уже прошла самый тяжелый для себя период поражений и отступлений, центральные державы выдыхались. Вот-вот на стороне Антанты в войну должны были вступить США. То есть, военная и геополитическая ситуация складывалась в пользу России.
Однако, испытания военного времени дезориентировали элиту и образованный класс империи. Включая и военное командование. Тон процессу задавали революционные силы, считавшие тогдашнюю империю "неправильной Россией". И они увидели в войне, которая шла очень тяжело и с большими жертвами, шанс на то, чтоб Россию кардинально поменять, свергнув царя, понимая, что после победы в войне это будет сделать очень сложно. Эти силы (кадеты, меньшевики и эсеры) концентрировались в 4 Государственной думе и символом их позиции стала знаменитая речь лидера кадетов Милюкова "глупость или измена", произнесенная в конце 1916 года с обвинениями в адрес окружения царя в том, что оно плохо ведет войну и наполнено немецкими агентами. Эти силы не желали поражения и развала России, а выступали "за войну до победного конца", заявляя, что вести ее будут более умело, чем царь. Но, по итогу, запустили процессы развала государства, которые не смогли проконтролировать, и сами были свергнуты в октябре 1917 года большевиками.
В общем-то нечто похожее мы могли наблюдать совсем недавно – накануне и во время мятежа Пригожина, когда он и близкие к нему ресурсы, также разгоняли "зраду" в том же формате "глупость или измена". И сам мятеж Пригожина, по сути (но не по форме), был похож на февральскую революцию 1917 года. Однако на этот раз история пошла по другому пути и новой смуты во время тяжелой войны Россия смогла избежать. Как показал опыт Первой мировой войны именно внутренние конфликты является тем фактором, который может обрушить Россию, даже если ситуация на фронте будет развиваться в ее пользу.
Хоть Первая мировая война началась из серии случайностей и неверных расчетов, понятно, что она имела под собой объективные причины.
Накопились огромные противоречия между ведущими европейскими странами, которые они по привычке захотели разрешить войной, чтоб захватить новые территории и колонии, а соперников разгромить и поставить на колени. И тогда это для всех казалось естественным – так решались вопросы и противоречия испокон веков.
Однако уже тогда стало понятно, что в ставшем слишком сложном и взаимосвязанном мире, война не столько решает проблемы, сколько их создает. Развалились три империи – Германская, Австро-Венгерская и Российская. Формальные главные победители – Франция и Британия были обескровлены и стали уступать позиции "третьей силе", которая вступила в войну под ее конец – США.
Вторая мировая война, развязанная Германией с целью реванша, для нее же закончилась полной катастрофой. Еще раз подчеркнув – война больше не является решением проблем.
По итогам двух войн закончилось мировое господство европейских империй, которые в начале 20 века поделили между собой почти всю планету. Империи эти уничтожили друг друга в жестоких войнах.
Европа лежала в руинах, разделенная между Советским Союзом и США.
И тогда началось переосмысление. Европейские нации, до того веками воевавшие друг с другом, пришли к выводу, что проблемы нужно решать не военным путем, а иначе. Договариваясь об общих правилах. Так начался путь к Европейскому союзу. Состояние холодной войны и наличие ядерного оружия у двух сверхдержав также способствовало ускоренному пониманию истины "война не является решением проблем".
Это же удерживало от новой войны и США, и СССР.
Начались процессы глобализации, когда для того, чтобы завоевать рынок сбыта, нужны были уже не полководцы, а маркетологи.
Постепенно глобализация и открытые рынки привели к ускоренному развитию незападного мира в сравнении с западным. И на этой основе возникло острое геополитическое противоречие. Западный мир теряет конкурентоспособность, уступая все больше и больше таким гигантам "глобального Юга", как Китай. То есть вновь, как и в 1914 году, накапливаются противоречия между "мировым гегемоном" и теми, кто дышит ему в спину. И потому вновь много говорят о том, что мир стоит на пороге большой войны.
Россия, начавшая вторжение, не смогла реализовать свой первоначальный план быстрой победы и установления контроля над Украиной, втянувшись в тяжелейшую и кровавую войну. А Киев и Запад не смогли реализовать свой план быстрого разгрома РФ в прошлом году. И сейчас война принимает затяжной характер, с огромными рисками не только для воюющих сторон, но и для всего мира. Так как в любой момент она может перерасти в войну Запада и России с угрозой перехода в ядерную стадию. И в России, и на Западе есть те, кто призывают не бояться прямого столкновения друг с другом. И у них также есть свои аргументы в пользу этого, также как были свои расчеты и у европейских монархов в 1914 году, которые по итогу привели к войне и к падению империй, ее начавших.
Но сейчас еще есть шансы избежать мировой бойни, остановив войну в Украине, перейдя к переговорному формату решения существующих проблем и к выработке новых правил международной безопасности (включая новую систему европейской безопасности с гарантиями для Украины), вспомнив истину, которая стала понятна еще более 100 лет назад – "война не решает проблем, а порождает их".
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
